Медаль за город Вашингтон - Страница 54

– Во-первых, это не набеговая операция, как, например, тогда, в Анголе. Тут нужно не просто вторжение в чужую страну, но и захват обширной территории на довольно длительный срок. Прикинь, сколько кораблей и войск надо, чтобы захватить и удерживать порт на период, как ты выражаешься, погрузки-разгрузки, а также на прикрытие транспортных колонн? Ты ведь сам знаешь, что у них (да и ни у кого в мире) сейчас нет возможностей, чтобы перевезти морем и высадить даже бригаду морпехов полного состава. Да и минировано здешнее побережье, ты же про это тоже в курсе…

– Ну да, плюс «неопознанные» подводные лодки и самолеты. Как же, помним, как они пытались отправить на боевое задание авианосец «Рональд Рейган» и он чуть ли не на выходе из порта схлопотал непонятно чью крылатую ракету прямо в полетную палубу. То-то они далеко от побережья никогда не суются и всегда стараются смотать удочки в течение двух-трех дней…

– И ты не забывай, майор, что от ближайшего порта до поместья Сантоса километров сто пятьдесят, да все по непонятно каким дорогам и по местам, где, считай, полное безвластие…

– Это понятно. Получается, такие предположения являются глупыми изначально, поскольку времена не те. Создание условий для захвата самолета нам гарантируют?

– А это уже не наша забота, а хозяйкина. Хотя она обещала, что все будет в ажуре. К тому же на днях Дана должна прилететь. Она и будет координировать финальную стадию операции.

– Ну-ну. Вы только не забывайте, что окончательные цели у нас с вами немного разные. Вам нужны материалы исследований Сантоса, лаборатория, зомбаки и прочее. А нам желательно проникнуть на территорию США и устроить им там похохотать, до полного усеру.

– Про это я как раз помню, майор. Вот только Сантос для нас все же важнее, чем нанесение ущерба америкосам. Все равно глобально с ними без ядерного оружия не разберешься…

Ладно, майор, – добавила Дегтярева, давая понять, что разговор окончен, и, держась за поясницу, тяжело поднялась на ноги. – Поздно уже, а я с этими гадами еще не договорила. Если будет что-то интересное – утром сообщу…

На том мы с ней и разошлись.

Вернувшись в расположение, я с порога увидел, прямо скажем, неожиданную картину – весь личный состав, включая девчонок, сидел за большим столом в служившей нам столовой гостиной особнячка и явно ждал только меня.

На столе я узрел наполненные стаканы с прозрачной жидкостью и разнообразную закуску – открытые мясные и рыбные консервы, местную ветчину с перцем и прочее. Судя по наличию на столе маринованных огурцов и помидоров из числа привезенных нами с собой (стратегический запас!), а также тому, что подчиненные были одеты почти по форме (если тельники и прочие майки в сочетании с камуфлированными портками можно считать за форму), произошло нечто экстраординарное.

– Так, – сказал я. – Старший лейтенант Тупикова, по какому случаю…

И тут я увидел стоящий в конце стола накрытый хлебушком стакан. Причем не каким-нибудь местным изделием из кукурузной или маисовой муки, а российским ржаным сухарем из наших сухпайков. В последний раз я наблюдал такое во вверенном подразделении после гибели Наташки Метельской…

Практически сцена из «В бой идут одни «старики», где мне только оставалось спросить придушенным голосом капитана Титаренко у механика Макарыча: «Кто?»

Но я такого вопроса не задал, поскольку кандидат на роль убиенного Смуглянки у нас нынче был только один….

Так оно и вышло. Оказывается, пока я беседовал по стратегическим вопросам с Дегтяревой, донна Ларка сообщила печальную новость – наш Зиновьев умер-таки в больнице, от обширного внутреннего кровотечения. Организм у него был не особо крепкий, сильно подорванный длительной отсидкой – так что это катапультирование его, по-видимому, доконало. Собственно, катапультироваться не любят и крутые летчики-профессионалы, находящиеся в хорошей физической форме, ведь любое катапультирование неизбежно приводит к травмам и порой очень серьезным. А здесь, да еще с кое-как отремонтированного самолета, кресло никто не проверял лет десять – вообще верная смерть. Да и местные эскулапы те еще «спецы», одно слово – не Военно-Медицинская Академия…

Пришлось мне идти к себе в комнату и облачаться в камуфло с гвардейским знаком на груди, дабы соответствовать моменту.

– Ну что, – сказал я, когда все подняли стаканы со спиртягой. – Помянем нашего покойного товарища. И хотя по прошлой жизни, в которой он носил на погонах большие звезды, мы его не знали, за те недели, что он был вместе с нами, он проявил себя как солдат не хуже других и погиб честной солдатской же смертью…

– А в каком он звании был в прошлой жизни? – поинтересовался Симонов после того, как мы, стоя и не чокаясь, осушили первую. Как я и предполагал, это был слегка разбодяженный спирт, из числа того, что в нашей армии выдают для протирки электрических контактов и оптических осей. У Симонова было какое-то особое, грустно-задумчивое выражение лица, вполне знакомое мне. Летчики и вертолетчики всегда особенно склонны к обдумыванию происшедшего и примериванию обстоятельств прошедших боев на себя. Для них, как ни для кого другого, война – базарная лотерея. Вот они и прикидывают все время – а что, если бы не его, а меня? Интересно, что в глазах сидящей рядом Кристинки Дятловой я особой задумчивости, кроме дежурной скорби, не увидел. Оно и понятно – девочка видела еще мало смертей, и ей, как говаривал Мюллер, наши игры еще нравятся…

– Подполковником он был, – ответил я ему. – А он что – не рассказывал?